Она - всего лишь скромная сотрудница адвокатской конторы... а по совместительству - гениальный детектив-любитель!
Так думают все ее знакомые, и однажды собственная кузина звонит ей, умоляя помочь в огромной беде... Бесследно исчез сын известного ученого.
Похищение? Однако похитители почему-то не требуют выкупа... Смерть от рук маньяка-убийцы? Но тело так и не найдено... Просто побег подростка, возмечтавшего о приключениях?
Тихий, талантливый мальчик никогда и не помышлял о самостоятельности... Что же случилось?
Все больше вопросов. Все меньше ответов. И, похоже, истину установить будет очень непросто!

Автор: Чингиз Абдуллаев
Название: Тверской бульвар
Исполнитель: Ненарокомова Татьяна
Тип: аудиокнига
Издательство: Нигде не купишь
Жанр: Детектив
Аудио кодек: MP3
Битрейт аудио: 128 kbps
Размер: 329,03 mb
Общее время звучания: 7:53:30

Скачать аудиокнигу:




Отрывок из книги Чингиз Абдуллаев - Тверской бульвар читать текст онлайн

— Я знаю, как вы умеете искать. — Не нужно ему напоминать, как совсем недавно в Сибири исчезли мальчики, которых искали по всей стране. А их останки нашли недалеко от управления милиции. Такие воспоминания плохо действуют на наших доблестных защитников порядка. Не подумайте, что я имею что-то против них. Но когда они так работают, не знаешь, что и говорить.

— Мы ищем так, как умеем, — зло парировал Сердюков, — что вам еще от меня нужно?

— У вас нет ничего по поискам этого мальчика? Какие-нибудь новости?

— Есть. — Он глянул на меня рыбьими глазами и неприятно усмехнулся. — Неужели, госпожа Моржикова, вы ничего не знаете? Не нужно строить из себя невинную козочку. Я еще понимаю его отца, который разыгрывает из себя ничего не понимающего сумасшедшего, но вы-то юрист, адвокат, все понимаете лучше нас.

— Потрудитесь говорить на нормальном языке, — оборвала я этого хама, — и не фамильярничайте. Я не в гости к вам пришла. Или мне лучше сразу пойти к вашему руководству?

Сердюков нахмурился. Вероятно, свое руководство он не любил и боялся. Ничего удивительного. Такие хамы и неряхи в работе тоже не бывают подвижниками.

— Вы же сами все знаете, — примирительно пропел он.

— Я ничего не знаю. И поэтому пришла к вам узнать все новости. Потрудитесь объяснить.

— Мальчик был наркоманом, — сразу сообщил Сердюков. — Он не состоял у нас на учете, но в наркологическом диспансере его знали. Один раз он чуть не погиб. Добрался до квартиры одного придурка, и тот успел вызвать «скорую помощь».

Я догадалась, о ком он говорил. Как правильно я составила мнение об этом Сердюкове! Если для него Викентий «придурок», то с этим майором мне все ясно. К детям его нельзя подпускать и на пушечный выстрел.

— Наверное, во второй раз не успел никуда добраться, — безжалостно продолжил майор. — Может, у него приступ. А может, где-нибудь погиб. Мы сейчас ищем по моргам.

Вот так и сообщил спокойным, равнодушным голосом. А я подумала: хорошо, что здесь нет Георгия Левчева. Он сразу получил бы сердечный приступ, прямо в этом кабинете.

— Любой гражданин нашей страны имеет право на вашу защиту и понимание, — немного демагогически выговорила я Сердюкову, — и вы обязаны искать его, независимо от того, каким он был. Принимал наркотики или нет.

— А мы его и ищем. Только одно дело — искать мальчика из примерной семьи, где все говорят об искусстве. А другое — законченного наркомана, который ради дозы готов на все. Его уже невозможно спасти…

— Откуда вы знаете? Спасти можно любого, — попыталась я отстоять свою позицию.

— Ну вот когда мы его найдем, вы и будете его спасать, — предложил Сердюков.

— Кто в прокуратуре будет заниматься этим делом? — поинтересовалась я. — Вы сказали, что они взяли на контроль розыски мальчика?

— Игнатьев, — ответил мне Сердюков, — Денис Игнатьев, старший помощник городского прокурора.

— Вы можете мне дать его телефон?

— Будете жаловаться?

— Обязательно. Так вы дадите его телефон?

Сердюков надулся, словно имел право обижаться. Написал номер телефона на листочке и протянул его мне.

— И все? — спросила я его. — Больше вы ничего не хотите мне сказать?

— Что еще я должен вам говорить? — недовольно буркнул майор. — Жалуйтесь на здоровье. Только не забудьте добавить, что исчезнувший парень был наркоманом и об этом знали все его товарищи.

— Вы опросили его друзей?

— Конечно. Об этом все знали.

— Но многие уверяют, что Константин Левчев был нормальным мальчиком, прекрасно рисовал, хорошо учился. А потом вдруг в нем произошел какой-то надлом. Вы не исследовали причину такого внезапного изменения его поведения?

— Послушайте меня, уважаемая госпожа Моржикова. Я правильно произнес вашу фамилию? Так вот, психология не по моей части. Я сыскарь, у меня полно дел нераскрытых. А вы хотите, чтобы я исследовал душевное состояние мальчика, который решил колоться. Извините, у нас работа по другой части. Если этот мальчик совершил преступление, мы его задержим. Если ему продали наркотики, мы найдем тех, кто это сделал. Вот наша работа, а не исследование душевных переживаний вашего мальчика. Для этого есть родители, школа, психологи, психиатры, наркологи, врачи. Очень много разных специалистов. У меня другая специальность.

Формально он был прав. И я это понимаю. Но ведь он обязан был разобраться. Хотя зачем ему разбираться? Представьте, что вы замотанный сотрудник милиции, у которого столько дел, что их невозможно вместить в одни сутки. К вам обращаются родители мальчика, который куда-то пропал. Вы честно проводите расследование, пытаетесь его найти. И довольно быстро выясняете, что мальчик был законченным наркоманом. Что вы предпримете? Разумеется, будете ждать, пока он объявится. Проверите все наркологические диспансеры, больницы, морги. И будете ждать, когда его наконец найдут. Вот так. И он действительно не обязан переживать за этого парня. Пусть за него переживают его родители. Все правильно, но как-то не сходится. Если в милиции сидят равнодушные люди, то им лучше идти в статистику, где имеешь дело только с цифрами. На такой работе нужно чувствовать горе каждой матери, отчаяние каждого отца. Иначе не получается. Хотя я, наверное, тоже не совсем права. Они видят в своей работе столько горя и отчаяния, что постепенно закаляются. Нет, они не привыкают. Нормальные люди к такому не могут привыкнуть. Но они вырабатывают в себе как бы отстраненный подход, как хирурги, которые ежедневно режут человеческие тела, как патологоанатомы. На подобных работах если все время думать о том, чем именно ты занимаешься, можно сойти с ума.

— Мне нужны адреса его друзей, — объявила я Сердюкову. — Я знаю, у него есть двое близких друзей — Антон Григорьев и какой-то Икрам.

— Икрам Зейналов, — кивнул майор. — Мы с ними уже беседовали.

— И тем не менее дайте мне их адреса и телефоны.

— Вы можете все узнать у матери Левчева, — напомнил Сердюков.

— Будет лучше, если вы дадите мне эти адреса. — Я представила, как долго мне придется объясняться с Медеей или с профессором Левчевым. И еще представила, как с ребятами разговаривал Сердюков.

Он начал искать эти адреса. Я смотрела на него с некоторым презрением. В углу у него стоял компьютер. Он мог хотя бы иногда включать его, чтобы произвести на меня впечатление. Но похоже, что компьютер играл в его комнате роль камуфляжа или мебели. Наконец Сердюков нашел нужные адреса и передал их мне.

— Больше ничего? — осведомляется майор. — Может, вы мне тоже оставите ваши координаты?

— Вот моя карточка. — Я протянула ему визитку. — И давайте мы с вами сразу условимся. Если появятся новые подробности или какие-нибудь сообщения об исчезнувшем мальчике, то вы сначала позвоните мне. Не отцу и не матери, а именно мне. Я их законный представитель. И учтите, что у его отца больное сердце и ему много лет. Если вы вдруг «случайно» позвоните и сообщите, что тело мальчика где-то нашли, его отец может просто не выдержать. И вся ответственность за его болезнь или, не дай бог, смерть ляжет на вас. Вы меня поняли? Я вас предупреждаю официально.

— Не нужно меня пугать, — огрызнулся Сердюков, но по его лицу я уже поняла, что профессору Левчеву он звонить не будет. Лишние неприятности ему не нужны.

Я попрощалась с этим человекоподобным и вышла из управления милиции. Был четвертый час. У меня окончательно испортилось настроение. А чего я, собственно, ждала? Если мне удалось выяснить столь неприятные подробности из жизни Константина Левчева за один день, то почему милиция не могла их узнать за три? Все правильно. Они сразу выяснили, чем именно увлекался исчезнувший подросток. Его пагубное влечение было слишком явным. Я до сих пор глубоко убеждена, что все наркоторговцы в любом районе Москвы, Нью-Йорка или Парижа находятся под контролем правоохранительных органов. О них знают и в милиции, и в полиции. Но кому-то выгодно до поры до времени их не трогать. Ведь если убираешь одного, который сливает тебе всю информацию, то на его месте сразу появляются трое неуправляемых кретинов, которые, во-первых, уже не работают на полицию, во-вторых, конкурируют друг с другом, а в-третьих, не соблюдают некоторых негласных правил. Ведь торговцы наркотиков на самом деле это не просто гуляющие сами по себе «мартовские коты». Они знают правила. Не продавать наркотиков детям, сообщать о неуправляемых маньяках и психах, не доводить людей, сидящих на последней дозе, до отчаянных срывов, делиться всей информацией, отстегивать, если нужно, причитающуюся долю не только своему боссу и поставщикам, но и своим кураторам от местной мафии и местной полиции. Или милиции, смотря, где это происходит. В общем, правила очень жесткие и четкие. И поэтому я уверена, что, если где-нибудь власти захотят по-настоящему бороться с торговцами наркотиками, они придушат эту гниду довольно быстро. Но что будет потом?

Очевидно, этот вопрос задают себе многие аналитики правоохранительных служб мира. Что делать с миллионами наркоманов, которым нужны их дозы? Легализовать наркотики, как в Голландии? Разрешить их продажу? Но это невозможно, общество не примет таких нововведений. Отпускать наркотики через аптеки? Представляете, какие начнутся злоупотребления?! Вообще лишить наркоманов их привычных доз? Тоже не выход. Они выйдут на улицы в поисках нужного им дурмана. Будут убивать и грабить, насиловать и жечь. Лучше одной рукой бороться с поставщиками крупных партий наркотиков, а другой — разрешать мелким продавцам сбивать напряжение в обществе.

Я посмотрела на часы. И поняла, что еще успею заехать к одному из мальчиков. Глянув на адреса, выбирала, к кому из них лучше поехать. И выбрала Антона Григорьева. Откуда мне было знать, что случится завтра? И вообще почему я выбрала именно его? Случайность? Интуиция? Что-то почувствовала? Не знаю. Я потом долго это анализировала, но так и не пришла ни к какому выводу. Я заправила машину и поехала к другу Кости. Мне было о чем его спросить.
Глава 8

Никогда не думала, что в центре города еще сохранились такие дома — старые, кирпичные, трехэтажные, оставшиеся еще с прошлого или даже с позапрошлого века. Наверное, их скоро будут сносить, но пока такие дома в центре лужковской Москвы выглядят явным анахронизмом. Я подъехала к нужному мне дому и с трудом припарковала машину между грузовиком и небольшим мини-автобусом. Затем вышла из автомобиля, надеясь, что грузовик сумеет отъехать осторожно, не задев моей машины. Хотя если водитель болван, он может поцарапать мой автомобиль. Нужно будет не задерживаться у Григорьевых. Я вошла во двор и огляделась. В нужном мне доме был только один подъезд, рядом с которым стояли мусорные баки. Двор выглядел чистым. Я вошла в подъезд и поднялась на второй этаж. Мне была нужна шестая квартира. А это как раз на втором этаже. В подъезде пахло кошками. Я позвонила и довольно долго ждала, когда мне откроют, слушая крики за дверью. Кто-то кричал, что нужно открыть. Женский голос отвечал, что открыть не может. Переговоры длились секунд сорок. Я терпеливо ждала. Наконец дверь открылась. На пороге стоял пожилой мужчина лет шестидесяти пяти. На нем были белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, и темные брюки. В фигуре чувствовалась военная выправка. Худощавое лицо, кустистые брови, длинный нос с горбинкой. Он строго посмотрел на меня и отрывисто спросил:

— Кто вы такая?

— Моя фамилия Моржикова. Ксения Моржикова. Я адвокат. Мне нужны Григорьевы.

— Это мы, — ответил мужчина. — А кто именно вам нужен?

— Я хотела бы поговорить с Антоном Григорьевым. — Я пыталась догадаться — это отец или дедушка мальчика? Скорее дедушка.

— Он скоро будет, — кивнул мне мужчина. — Заходите.

Я вошла в квартиру. Пахло обедом. Мужчина проводил меня в большую комнату, где я уселась на диван. Из другой комнаты вышла девушка лет двадцати с полотенцем на плечах и недоуменно уставилась на меня.

— Здравствуйте, — кивнула я ей.

— Здрасьте. — Девушка посмотрела на дедушку. — А кто это?

— Адвокат. Пришла поговорить с Антоном, — пояснил тот.

— А что он опять натворил? — испугалась девушка. И спросила уже у меня: — Зачем он вам нужен?

— Хочу с ним поговорить, — ответила я, еще не совсем ориентируясь, что здесь происходит. В этот момент в комнате появляется женщина лет сорока со светлыми волосами, собранными в пучок, немного красноватым лицом и зелеными глазами. Наверное, в молодости она была очень красивой, подсознательно отметила я. И почувствовала, что ненавижу себя за такие мысли. Что значит — в молодости? Выходит, и я в молодости была ничего? А сейчас мне тридцать девять и моя молодость уже позади. Увы. Как ни грустно признавать.

— Кто вы такая? — тоже спросила женщина. — Зачем вы пришли?

Похоже, в этом доме у всех была какая-то непонятная реакция на чужих. Чего они опасаются? И почему такая неприкрытая агрессия?

— Я адвокат. Моя фамилия Моржикова. Я представляю интересы семьи Левчевых. Вы, наверное, слышали, что пропал их мальчик. Константин Левчев.

— Мы ничего не знаем, — быстро ответила женщина, — и вообще я не понимаю, почему вы пришли к нам.

— Мне говорили, что Антон и исчезнувший Костя были друзьями.

— Вам сообщили неправильно.

— Извините. — Я поднялась с дивана. — Очевидно, произошло недоразумение. Простите, с кем я говорю?

— Я мать Антона, — представилась женщина. — Меня зовут Елена Степановна.

Вот так женщины сами делают из себя старух, даже того не желая. Ну зачем представляться по имени-отчеству? Ведь она могла сказать, что ее зовут Еленой. А я почти ее ровесница. Но в таком возрасте она уже называет себя по имени-отчеству. А Степан Григорьев — это, очевидно, ее отец? Он сидел на стуле и напряженно смотрел на дочь, словно ждал от нее каких-то распоряжений.

— Могу я поговорить с вами наедине? — спросила я у матери Антона.

Наверное, она что-то почувствовала. Или поняла. Взглянув на отца и дочь, коротко им приказала:

— Выйдите отсюда.

— Мама, мы опоздаем, — напомнила дочь. Очевидно, они куда-то собирались.

— Анна, я тебе сказала, чтобы ты вышла, — повысила голос мать.

Дочь рассерженно дернула плечами и вышла из комнаты. Следом вышел и дедушка. Елена уселась на стул и показала мне на соседний.

— Зачем вы пришли? — устало спросила она. — Что вам нужно?

— Вы знали, что ваш Антон дружил с Константином Левчевым?

— Ну, знала. Что с этого? Нас и так уже измучили. Два раза из милиции приходили. Как будто мой Антон в чем-то виноват.

— Никто его ни в чем не обвиняет. Но вы же должны понимать. Пропал мальчик. Его родители сходят с ума. А ваш Антон с ним дружил.

— Ну и что? У него друзей много.

— Не говорите так, — мягко упрекнула я Елену. — Вы же представляете, что чувствует сейчас мать Кости. Она сходит с ума.

— Мы в этом не виноваты, — с каким-то ожесточением отрезала Елена. Ну почему она так неправильно реагирует? И вообще, почему она такая озлобленная?

— Никто вас ни в чем не обвиняет. Но поймите, мне очень нужно поговорить с вашим сыном. Может, ему известны какие-нибудь подробности насчет Кости. У мальчиков обычно свои секреты.

— Никаких секретов у него нет, — ожесточенно произнесла Елена. — Он ничего не знает. Все, что Антон знал, он уже рассказал в милиции. Ничего большего не знает. И оставьте нас в покое.

У нее было какое-то отрешенное и одновременно упрямое выражение лица. Я ничего не могла понять. Почему эта женщина не хочет мне помочь? Почему вообще встретила меня с таким недоверием? Наверное, в милиции ее Антону крепко досталось. Может, он вместе со своим другом принимал эту гадость и в таком случае его, конечно, подозревают в первую очередь. И вообще, я не уверена, что таким типам, как майор Сердюков, можно разрешать разговаривать с подростками. Но я пришла только для того, чтобы попытаться узнать правду про Левчева. Мне нужно попытаться понять, что могло случиться с мальчиком.

— А вы знаете Константина? — спросила я у Елены. — Вы его видели? Говорят, раньше он был одним из лучших учеников. Прекрасно рисовал. И вдруг начал увлекаться наркотиками, перестал учиться, забросил рисование. Вы его видели?

— Да, — тихо ответила Елена. — Конечно, я его видела. Он к нам иногда заходил. Он и этот азер, как его зовут? Икрам, кажется.

— Азербайджанец?

— Да. Но мой отец был против их дружбы. Он считает неестественными подобные отношения. А вот против Кости ничего не имел. Хотя и знал, что тот полукровка.

— Я не совсем понимаю, при чем тут национальность мальчиков?

— У отца свои взгляды на это. Он прошел все горячие точки. Был в Карабахе, Осетии, Дагестане, Чечне. Два раза был ранен, контужен. Ему сейчас шестьдесят пять, и он уже давно на пенсии, но делами внука живо интересуется. После Чечни мой отец вообще всех кавказцев терпеть не может. Даже слышать про них не хочет. На базаре специально у них ничего не покупает. Ищет только русских и украинских продавцов. Не любит он их. Я думаю, его можно понять. Говорят, что после Отечественной войны многие вернувшиеся с фронтов не могли даже слышать немецкий язык.

— Мне трудно такое понять. Извините…

— Наверное, трудно. Но у Кости ведь мать осетинка. А отец болгарин. Мы знали про его родителей. Костя иногда к нам приходил. Они с Антоном дружили. Такой воспитанный, хороший мальчик.

— Вы знали, что он наркоман?

— Потом узнала. Мой тоже немного баловался, но дед взял ремень и хорошо прошелся по его спине. С тех пор Антон, по-моему, завязал.

— А почему не отец?

Кажется, я задала глупый вопрос. Елена помрачнела, отвернулась. Потом глухо отозвалась:

— Отец с нами не живет.

Так вот откуда такое ожесточение. Теперь я начала ее понимать. Конечно, ей тяжело. Очень тяжело. Как бы ни помогал бывший супруг. А сейчас еще тяжелее в несколько раз. Дочери уже лет девятнадцать или двадцать, и наверное, алименты на нее отец уже не выплачивает. А поднимать одной двух взрослых детей очень трудно. Да еще и отец сидит у нее на шее.

Я взглянула на нее с пониманием и сожалением.

— Мы развелись восемь лет назад, — устало поведала Елена. — Я переехала сюда к отцу. После смерти матери он жил один. Здесь четыре комнаты. В двух жили наши, а в двух других — соседи. Мы выкупили у них эти комнаты и сделали одну большую четырехкомнатную. Мне удобно, а дети стесняются. Говорят, что в таких домах уже никто не живет. Может, и не живут. Зато просторные комнаты и в доме всегда тепло. Он ведь из кирпича и камня построен. Сейчас дома из панелей строят. И у нас два своих камина. Но вам, наверно, меня не понять.

— Почему? — возразила я. — Очень даже понимаю. Я тоже развелась с моим первым мужем, который бросил меня с маленьким сыном.

Елена молча посмотрела на меня, кажется начиная что-то понимать. Теперь я уже не была ей совершенно чужим человеком, адвокатом, который пришел мучить ее сына, а такая же брошенная женщина, как и она сама.

— Трудно было? — вдруг спросила меня Елена.

— Нелегко, — призналась я, — но ничего. Справились. Самое главное — не нужно все время держать на него обиду. И детям ничего про него плохого не говори. Только хорошее, особенно сыну, — позволила я себе дать совет.

— Антон все понимает. А его старшая сестра вообще не хочет даже слышать про своего отца. И видеть его. Он несколько раз звонил, хотел увидеться с ними, но дети отказываются. Мы ведь не просто с ним развелись. Он как только стал главным инженером комбината, у него сразу появилась подруга. Лет на пятнадцать его младше. Вот он к ней и ушел. А дети его простить не могут. Эта особа только на несколько лет старше Анны. Стыд-то какой — связался с малолеткой! Хотя та тоже себе на уме, сразу поняла, что его можно захапать со всеми деньгами.

Обычная история последних пятнадцати лет. В молодости мужчина женился на своей сверстнице. Вместе с ней растил детей, делал карьеру. А когда ему исполнилось сорок лет, он достиг пика своей карьеры. В последние десять—пятнадцать лет у многих к тому же появились шальные деньги. И бывшие жены, уже состарившиеся вместе с ними, перестали их устраивать. Им понадобились молодые супермодели. Желательно лет на двадцать или тридцать моложе. Поэтому стали бросать своих жен, брать вместо них вот такие «модели», не понимая, какими обреченными будут чувствовать себя в старости. Ведь они, по существу, покупают себе новую любовь и новую семью. А как только здоровье или деньги начнут уплывать, рассчитывать на понимание новой жены не придется. Старая осталась бы с ними до конца. Новой нужен только здоровый и богатый. Нет, не так. Богатый и здоровый. Вот так правильно.